После института казалось, что я такой специалист офигенный! И когда мне в больнице сказали: «Ты ничего не знаешь!» — было обидно. Через пять лет понял — действительно ведь ничего не знал. А через семь лет появилось ощущение себя как специалиста. Работаю уже 21 год. Думаю, это много.
В медицине толк есть только от тех, кто идет в нее осознанно. Я окончил школу юного архитектора при Архитектурном институте. Не мое. Даже невзирая на то, что рисую хорошо. Потом отъездил год в УПИ на подготовительные курсы. Тоже понял, что не туда завернул. Случайно попал на день открытых дверей в Мединститут, и подумал: вот это вещь!
Модно было идти в анестезиологи и реаниматологи. Ну, я и пошел. А потом в кардиоцентре нам стал преподавать профессор-фин Иван Мартынович Хейнонен. Это прям доктор-доктор, как Айболит, настоящий такой. Настолько он классный, что после общения с ним я решил — буду кардиологом.
Слова «сердце» и «жизнь» обретают особый смысл, когда перед тобой человек, а у тебя есть только несколько мгновений на то, чтобы его спасти. И результат виден тут же, когда ты заходишь в палату, и еще вчера сине-фиолетового цвета человек ест кашу… или не ест…
Обидно, когда видишь плохой результат, глядя на пациента. Это как в «Титанике». Помните, когда лайнер столкнулся с айсбергом, на вопрос командования — сколько затоплено отсеков? — был дан ответ — восемь. Если бы на один меньше, «Титаник» остался на плаву. А так — он все равно пойдет ко дну.
Сейчас я спокоен и ничего не боюсь. А когда был молодым, на каждое дежурство собирался как на войну. Сейчас же нет ни пота по спине, ни страха. Это моя работа. Как летчик — вот он летит на самолете, и за штурвалом он уверен в себе.
В суете никого не спасти. Посмотрите, реаниматологи и анестезиологи никогда не бегают. Если побежал анестезиолог — это все, труба больному! Поэтому я всех приучаю всё делать спокойно. Никто не должен бегать, никто не должен орать.
Наша статистика «шоколадная». Смертность от инфаркта миокарда у нас 10%. Это означает — что из 100 пациентов с инфарктом выживают 90 человек. Норматив областной — 14%. А в среднем по стране он 18%.
Мы бы помогли всем, если бы каждый поступал к нам сразу, как только заболел. Важны при инфаркте первые шесть часов. А люди часто терпят и поступают к нам на следующие сутки, когда мы понимаем — человек умирает.
Общаясь с родственниками умершего, стараюсь представить, а что бы я хотел услышать от врачей, если бы умер кто-то родной мне. Зачастую приходится выслушивать обвинения. Но сам до хамства я никогда не опущусь.
У русских отношение к смерти эмоциональное. Это всегда трагедия. Как бы мы к ней не были готовы.
Работаем как в военном госпитале. Бывают периоды относительного затишья, но это не значит, что мы сидим и чаи распиваем.
Когда берется сердце донора, есть две проблемы. Первая — доноры, а точнее их отсутствие. Вторая — при самом лучшем раскладе человек с чужим сердцем проживет лет десять. То есть это не панацея.
Сегодня синоним «участкового терапевта» — «дурак», а в муниципальной медицине, вроде как, одни коновалы работают. В таких стереотипах есть доля истины, потому что 20 лет все разрушали. Но я всеми силами стремлюсь сделать из кардиологического отделения оазис, где бы не хамили пациентам. Как в самолете — заходишь, и все тебе улыбаются.
Собственные проблемы кажутся чушью полнейшей, когда привозят девушку с сердечным приступом, а ты смотришь — у нее не приступ, а острый лейкоз, к примеру, или другая онкология.
У каждого человека есть свой ресурс. Бывает, что и анализы ничего, ЭКГ хорошая, а просто батарейка закончилась.
Когда у человека кольнет под левой титькой, и он лезет в интернет, чтобы поставить себе диагноз — это не есть хорошо. Такие посещения интернета вызывают только неврастению и синдром панических расстройств.
В нетрадиционной медицине есть сермяжная правда. Если человек заварит себе чай из женьшеня или боярышника, хуже не будет, но лишь бы это не замещало все остальное. Я за разумное сочетание.
Психологии в медицине — 50%. И лекарства на всех действуют по-разному.
У жены есть привычка говорить дома о работе. Меня это раздражает.
Я могу рыкнуть, но не до такого, чтоб истории болезней летели в кого-то. Мой стресс не должен кого-то обижать.
Лучший сняльщик стресса — это кот. Есть коты гладкие, а у меня кот-мамонт с простым именем Мурзик. Он со мной разговаривает. Мы с ним на одной волне.
Меня до сих пор все называют молодым человеком. А мне ведь 44 года через полтора месяца будет. Порой смотришь на 40-летних мужиков в реанимации с инфарктами и животами и понимаешь — блин, а ты-то еще ничего. Держу себя в форме — в свободное время играю в большой теннис для тонуса.
Если бы я жил недалеко от больницы, то ходил бы только пешком. Но я живу на Пильной. Так что вынужден ездить за рулем.
Я никогда не пойму тех, кто неоправданно рискует свернуть себе шею. В детстве, которое прошло в Верхней Пышме, мог на беговых лыжах слететь с Динамитки. Это две трети Пильненской горы. Сейчас я даже не поднимусь на эти горы.
Человек считает, что если купит себе холодильник, то станет счастливей. Не станет. Мое счастье в осознании того, что я кому-то нужен.
Благодарить врача коньяком — странный стереотип. То, что нужно так делать — глубокое заблуждение. Скажу по секрету: если врач не алкоголик, который пьет все, что горит, то подаренный коньяк просто раздается. Я против такого общения с пациентами, поскольку убежден, что задача врача — не вытянуть из пациента деньги или впарить БАДы, а просто помочь.
Жизнь современного городского жителя направлена на то, чтобы сердце быстро износилось. Когда люди работали в поле, соблюдали пост, у них было здоровое сердце.
Если маешься бессонницей — открой медицинский журнал и через 15 минут отрубишься. Это лучшее снотворное.
Никогда не читал «Тихий Дон», а тут взял и прочел. Удивился, как такую книгу могли напечатать при советской власти. А перечитав год назад «Три мушкетера» понял, что книга-то не только о подвигах. К примеру, Атосу смело можно ставить диагноз — бытовой алкоголизм.
Я противник курения, а в отношении алкоголя красну девицу из себя не строю. Согласен с рекомендациями общества кардиологов страны, Европы и Америки — человек без ущерба для здоровья может употребить 25 грамм алкоголя в день. У нас, правда, фактически торгуют ядом, поэтому я предпочитаю покупать алкоголь, когда езжу за границу. Только не нужно после этого пить и говорить — так доктор же разрешил!
Отец приучил меня болеть за «Автомобилист». До сих переживаю за них, хотя они на последних местах. Мечтаю, чтоб они уже перестали проигрывать всем подряд.
Меня раздражает хамство, но бороться с ним можно просто — знать, куда сообщить. Как-то мы поехали на конгресс на фирменном поезде «Урал». Был сломан кондиционер, и проводники как-то плохо реагировали на наши просьбы что-то предпринять. Попросили «Книгу жалоб и предложений», чтобы вписать туда предложение, и нас тут же переселили в вагон с кондиционером и даже позволили в душ сходить.
Я атеист, так как слишком много знаю об устройстве человека. Однако не верю в эволюционную теорию. Происхождение человека какое-то неведомое.
Чудеса бывают. Когда ты не понимаешь, откуда у человека появляются внутренние резервы. Был у меня пациент, привезли его фиолетового цвета, абсолютно без давления. По всем показателям — это смерть в течение нескольких десяток секунд. Провели терапию, и он после этого еще год прожил. Откуда, что — непонятно.
Фото Анастасии Пономарёвой