Судьба у храма нелегкая. Сегодня мало кто догадается, что в стенах обшарпанного здания в центре Билимбая идут службы. Лишь архитектурные особенности выдают, что некогда здесь был могучий храм. Сегодня нет ни куполов, ни колоколов, не сохранилось и внутреннее убранство, но, как уверяет настоятель отец Михаил, на этом месте до сих пор поют ангелы. Уже девять лет он проводит здесь службы и верит, что с божьей помощью и руками людей приход вновь обретет силу.
Восстановим храм — возродится и поселок
Несколько недель назад разлетелась новость о том, что храм Билимбая передали Екатеринбургской епархии. Решение принято председателем правительства области Денисом Паслером. К сожалению, областной бюджет не имел возможности обеспечить финансирование данного объекта культурного наследия и церковь с каждым годом все сильнее разрушалась. Лишь чугунный фундамент и стены толщиной больше метра выдержали испытание временем.
— Обещали нам, что в 2014 году министерство культуры выделит средства на восстановление здания. Мы ждали, но тишина, — говорит отец Михаил. — Теперь ждем документы о передаче епархии. Хочется вернуть храму первозданный вид, от которого ничего практически и не осталось.
Свято-Троицкая церковь была заложена в 1820 году, а построена — в 1855, однако в 1934 году везение отвернулось от нее. Сначала сбросили колокола, затем взорвали кладку звонницы. В помещении располагались и клуб, и конструкторское бюро, и даже настоящее авиапроизводство. Лишь с середины 90-х годов в храме вновь стали проводить службы.
— По сути, храм уже был передан нам, хотя фактически нигде не числился — болтался, — говорит отец Михаил. — В 90-х отдавали нам то, что вы видите в очень плачевном состоянии. Я не первый священник этого храма с тех времен. Если не ошибаюсь — девятый. Служу девятый год уже. Вы не представляете, какая мощь здесь. Здесь легко поется и легко дышится.
Сейчас в храме силами настоятеля и прихожан восстановлено два придела из трех — Богоявленский и Свято-Троицкий. Практически каждый день идут службы, если есть заявки — проводятся обряды крещения, венчания, отпевания. Хотя когда отца Михаила только-только направили в Свято-Троицкий храм, здесь практически ничего не было.
— Девять месяцев я совсем один службы проводил, в пустом храме. Сейчас хоть маленько народ пошел. Разговариваешь с посельчанами и часто слышишь: «Не могу я к вам в храм идти, я танцевать сюда ходил, мои бурные годы там проходили». Сложно переломить это в сознании. А вот пьянствовать около святого места — это запросто. Раньше все селения начинались с церкви. Не так, как сегодня: все лишь свои хоромы спешат отстроить. Не понимают люди пока, что основа — это дух, а не материя. Если восстановим храм — возродится и поселок. А ведь он был богатейшим!
[nggallery id=264]На полу — лужи от слез
Разговариваем с отцом Михаилом мы в Богоявленском приделе. Здесь совсем немного места, но есть все необходимое, даже небольшая церковная лавка. Батюшка показывает вверх:
— Видите? Потолок. А его здесь не должно быть. Пойдемте, я вам покажу высоту храма?! Куртку только надену…
Мы выходим. Вне придела, действительно, очень холодно. Когда-то храм обогревала большая печь, но она уже давно не работает.
— На улице обычно теплее, — улыбается отец Михаил. — Здесь если умереть, то никогда не испортишься.
Идем мы по круговой лестнице с голубыми перилами — точь-в-точь, как в подъезде из моего детства.
— Не было раньше и этой лестницы. Здесь был алтарь. Все это было именно здесь. Храм — 87 больших моих шагов в длину и около 50 — в ширину. Это же целое футбольное поле! — батюшка разводит руки в стороны и замолкает, как бы отдавая дань памяти былому величию храма. Через секунду продолжаем подниматься вверх. — Где-то под краской еще, может, и остались фрески, иконы. Но все они закрашены, замазаны. Мы специально не трогаем, чтобы не испортить. От холода краска отваливается сама, и порой из-под нее проглядывают какие-то фрагменты.
Пять лестничных пролетов — и мы на высоте храма. Отец Михаил открывает небольшую дверцу. Изначально это — выход на звонницу, а в недавнем прошлом — туалеты. Идем дальше.
— А вы видели, как стены плачут? — неожиданно спрашивает нас батюшка. — Здесь они плачут часто, каждый год. На полу — лужи от их слез. И сейчас вот скоро потекут… Если реконструировать храм, то нужно каждый день что-то делать. Все прошлое лето мы латали крышу. Залезть на нее невозможно — провалиться можно запросто, потому что она обветшала за 70 лет, все прогнило. Конечно, нам нужен спонсор. Постоянный спонсор, который не оставит. Здесь один миллион, десять — ничего на них не сделаешь толком, они напросто растворятся… Вы представьте — 86 окон! Это титанический труд — реконструировать и ремонтировать. Своими силами мы не справимся.
[nggallery id=265]Не мистика. Чудо!
На втором уровне храма отец Михаил провел нас через придел Святой Троицы. В его пространстве можно утонуть: здесь большой зал, нет того приземляющего потолка, что мы видели внизу, от шагов и даже тихого голоса разлетается потрясающее эхо. Убранство небогато и пополняется исключительно силами частных жертвователей.
— Я верю, мы восстановим храм с божьей помощью. Из руин святыни поднимают, и мы сможем, если захотим, — говорит отец Михаил. — Я как-то приехал сюда, помолился, задумался и искренне обратился к Богу: «Господи, помоги восстановить храм! Не оставь!» И в этот момент я услышал пение. Сначала даже испугался, что с ума сошел, выбежал на улицу — тишина. Захожу обратно — опять пение слышу. Глаза закрыл, и нежные-нежные голоса сверху. Мы можем это назвать мистикой. Но это не мистика. Это чудо. Господь дает знак, что мы на правильном пути. Он никогда не оставит своего дома. Пусть даже камня здесь не останется, но ангелы… они не оставят святого места, они будут петь.
— А вы про тайны билимбаевского подземелья в курсе? — интересуемся мы.
— А то, — улыбается батюшка. — Вон вход. Вот приедете еще, устрою вам экскурсию.