Накануне встречи мы позвонили Ирине Федоровне Черноскутовой, чтобы договориться. С того конца провода бабушка бодрым голосом убеждала нас, что к ней какая-то газета уже приходила.
— Да я не ветеран же. Я только в японской войне участвовала, — виновато говорит Ирина Черноскутова. — Муж у меня летчиком был, с ним вот интересней было бы поговорить,… умер четыре года назад.
Бабушкин голос теряет былую бодрость и начинает всхлипывать.
— Ну ладно, коль хотите — приходите, я пирогов напеку, — кладет трубку ветеран.
Губы не размазала?
В старой «сталинке», где живет Ирина Федоровна, время остановилось лет 30 назад. У одной стены комнаты вплотную стоит лакированный сервант, возле него — стол, накрытый клеенкой. Бабушка усаживается на пружинную кровать, над которой висит ковер и картина «Три Богатыря».
— Родилась я в Амурской области, село Федоровка. Маму не помню, отец умер, когда мне было девять лет. Было нас четыре брата и три сестры. После смерти отца забрал меня дядя к себе. Никогда меня там не обижали, — говорит Ирина Федоровна. — У меня ни кола, ни двора не было. Бедно жили мы: кровати голые были, мы в чем целый день бегали, то и под голову положим, так и спим. Все так жили, не только мы. 9 мая я встретила дома. Помню, кто-то закричал во дворе, что мы победили, все на улицу выбежали, стали кричать: «Ура!», обниматься, меня вверх подбрасывали.
Мы просим бабушку надеть мундир, чтобы сфотографировать. Она начинает суетливо бегать от шкафа к нам, чтобы показать, подойдет ли ее скромный мундир для газеты.
Усевшись на кровать, Ирина Федоровна снова убежала. Вернулась уже с заколотыми волосами и накрашенными губами.
— Как бусы? Нормально будут смотреться? А губы не размазала? — волнуется бабушка.
Из кимоно сшили платья
Ирине Федоровне Черноскутовой идет 87-ой год. Из своей родной деревни она уехала в город Завитинск, где заполняла хлебные карточки, потому что почерк был красивый.
— Сейчас почерк не тот — руки трясутся. Тогда тяжело нам было: иной раз на мусорку пойду, туфли какие-нибудь найду там, помою их, высушу, да ношу. Кушать тоже было нечего. Тогда я узнала, что есть воинская часть рядом — там каждый день поек давали. Устроилась туда как вольнонаемная и девять месяцев проработала санитаркой на Японской войне. Ухаживали за ранеными, таскали людей, смотрели, кто живой, кто мертвый, — рассказывает ветеран. — Когда в Японии жила у моря, рыба метала икру, и тогда весь берег будто кипел. Соседи у нас были японские студенты, приходили каждый день, спрашивали, сколько уже русских убили. Бегали потом, хвастали. А мы из японских кимоно шили себе платья. Потом ребята подарили нам парашют, кофточки себе шили.
Летчик твой про тебя спрашивал
После войны всех агитировали в Южно-Сахалинске остаться. Там Ирина Федоровна и встретила будущего мужа.
— Познакомились мы с Сергеем Петровичем на областной конференции. Мы были там с подружкой, она такая красивая белокурая была. И он чтото пробегал мимо нас. Мы стояли у лавочки с семечками, хотели купить, а он подумал, что мы продаем, и спрашивает: «Девушки, почем семечки?» Наглец какой! Ну, потом на танцы позвал нас, а я не пошла. Девчонки приходят и говорят мне: «Твой летчик был, про тебя спрашивал», — смеется Ирина Федоровна. — Сергей Петрович в Ишимской летной школе учился на летчика, служил в московском запасном бомбардировочном полку. А потом еще два института закончил. Потом мы с ним в Первоуральск к свекровке переехали. Как он маму свою защищал! Не давал мне с ней ссориться.
Ирина Федоровна поворачивает к нам портрет мужа, который развернула тыльной стороной.
— Мертвого, говорят, нельзя с живыми ставить, вот я его и развернула, а убирать не хочу. У него столько еще самолетов в рамках стояло, так я только начала пыль вытирать, все попадало сразу, — машет рукой ветеран. — Мы потом с вами еще чай попьем, я же пироги настряпала…
— Вы нам лучше про себя еще расскажите, — просим мы.
— Я только семь классов закончила. Если бы в конторе работала, то могла бы куда-нибудь учиться пойти. Раньше-то ведь видите, не надо было оканчивать ничего, — виновато оправдывается она. — В Первоуральске я всю жизнь в железнодорожной кассе работала. Ценили меня там.
Больше подружек нет
— С мужем вот 60 лет вместе прожили, четыре года назад умер. У нас два сына и внучка с внуком. Так вот внук мой что учудил — 20 лет, а уже с девушкой живет. Ни свадьбы, ничего не было! Это что такое? А внучка у меня красавица, работает, учится, ей уже почти 30 лет, никак замуж не хочет выходить, — возмущается бабушка. — А так в парке гуляю, готовлю. Подружка умерла у меня, соседка — тоже, больше подружек и нет. Теперь в подъезд молодежь понаехала.
Ирина Федоровна не похожа на брюзжавшую бабушку, наоборот, обо всем весело рассказывает. Только из-за одной темы мгновенно увлажняются глаза:
— На войне три брата у меня погибли, один пропал. Искала его долго, где он у меня, как его судьба сложилась? Я ведь из дома уехала. А кто его там ждать будет? Мне потом только друг написал, что брат мой умирал тихо, спокойно. Голод же был, не кормили солдат, сестра говорила, что их выстраивали, они как дистрофики стояли. Как музыка военная начинает играть — я сразу плачу. Жалко мне ребят, что погибли. Братьев своих жалко. Да, знаю, что не надо мне об этом думать, расстраиваться. Да не забывается ведь это.
Про любовь не читаю
В комнате у Ирины Черноскутовой еще стоит черно-белый телевизор, накрытый ажурной салфеткой, а сверху стоит новенький телевизор с плоским экраном, все так же укрытый нарядным тюлем. Рядом — железный велотренажер, к которому нужно подставлять стул, чтобы заниматься, радиола, швейная машинка и стопка книг.
— Я все-все перечитала. Только про любовь не читаю — о ней по телевизору сериалы смотрю, — говорит Ирина Черноскутова. — Раньше себе все шила, вязала. Сейчас уже руки дрожат. И готовлю сейчас не так хорошо. Раньше блины мои хвалили, а теперь что-то не получается. Внуки приезжают, вкуснятину мне привезут, еще всякие помады мне купят, крема. Я люблю сыр, виноград, масло хорошее.
На серванте у бабушки в ряд стоят старые портреты: дети, внуки, самолеты. Среди маленьких детей стоит фотография юной девушки.
— Мне здесь 22 года. Фотограф на Сахалине влюбился в меня, а потом узнал, что я замужем, — улыбается Ирина Федоровна. — Я раньше полненькая была, красивая, на Зыкину похожа. Сейчас похудела, переживаю за всех. Вам чай налить? Я пирогов напекла с курагой. Не знаю, понравятся ли вам? Давайте пробуйте! — никак не угомониться хозяйка.
— Не бегайте, посидите, — говорим мы.
— Я в движении всегда, поэтому и живу так долго.
Бабушка побежала опять на кухню. В минуту накрыла на стол, принесла горячие пирожки, села рядом. Принялась рассказывать о молодости, ее поклонниках.
А пирожки оказались и правда вкусные!