Надежда Макаркина, хореограф: «Родилась с балетом в голове»

Надежду Макаркину можно назвать «универсальным солдатом» — она является заведующей хореографическим отделением, балетмейстером и художественным руководителем коллектива «Феникс» в Школе искусств города Екатеринбурга. В Первоуральске она — руководитель, педагог, костюмер, балетмейстер, администратор, бухгалтер и даже менеджер по рекламе студии современной хореографии «Данс-класс». О любви к танцам, правильном воспитании детей и микро-мире балета — в «Простых истинах» Надежды Макаркиной    

Любовь к танцам появилась с самого рождения. Мама рассказывала, что как только я научилась говорить, начала просить отдать меня в балет. Туда брали только с семи лет, поэтому меня отдали сначала на фигурное катание, потому что там раз в неделю была хореография. Когда мне исполнилось семь, я уже была записана в первый спортивный класс — сейчас такого уже нет, а раньше детей профильно отбирали. Когда мне исполнилось, наконец, семь, я тут же пошла и записалась в балетную студию. С первого и по десятый класс занималась у нас в ДК ПНТЗ. В 10-м классе у меня была уже первая группа, как у педагога, и я вела младших детей.

Фото Анны Неволиной
Фото Анны Неволиной

Обычно дети в театр съездят и хотят тут же быть артистами, по телевизору увидят балет, и записываются на занятия. У меня такого не было. Может, в меня вселилась душа балерины. Меня сейчас интересует не только классический танец, но и некоторые современные направления, хотя я считаю, что балет сейчас отходит на второй план — развивается эстрадный, современный танец. Причем, современный не в его базовом понимании, а какой-то дискотечный вариант. Взять те же флэш-мобы. На самом деле, это — не та база, которой следует заниматься, если мы говорим о предпрофессиональном образовании.

Когда я училась, нас сразу приучали трудиться, понимать все с первого раза. Тогда не так сильно было развито понятие «индивидуальный подход», группы у нас были очень большие, по 30-40 человек. Нас приучали мобильно брать материал: показали-сделали. Однажды я в одной из поз перепутала положение головы и была с позором выгнана из класса. Это было уже лет 30 назад, а я помню до сих пор. С тех пор я всегда перед уроком очень внимательно проверяла, что нам задавали, что нужно делать и в каком порядке.

Фото Анны Неволиной
Фото Анны Неволиной

Яркое впечатление осталось от работы с балетмейстером Оперного театра Игорем Коныгиным, когда он нам ставил балет «Цветик-семицветик», я там исполняла главную партию девочки Жени. Одна из моих любимых — партия Огневушки-Поскакушки, с которой я стала лауреатом Третьего Всероссийского конкурса художественной самодеятельности.

Я окончила школу с медалью. Но я не помню, чтобы я что-то зубрила. Я знала, что в любое время может приехать Коныгин, а он приезжал только тогда, когда мог. Поэтому я где-то на переменках решала алгебру, геометрию, чтобы освободить себе как можно больше времени для занятия танцами. В душе ребенка должно быть что-то кроме алгебры и физики.

Сейчас много разных конкурсов, их значимость не всем понятна. Тут конкурс, тут конкурс, а у нас был самый такой генеральный — Всероссийский конкурс художественной самодеятельности, он проходил раз в три года. Туда нужно было еще попасть, проводилось несколько отборочных туров, а потом нужно было еще как-то себя проявить. Победить в нем — очень почетно, у меня до сих пор лежит наградной значок.

Мама не согласилась отдать меня в Пермское хореографическое училище. Комиссии показалось, что я довольно маленького роста. Так оно на самом деле и было, а требования были очень строгие. Маме предложили подождать один день, чтобы приехала Людмила Сахарова — знаменитый педагог пермского училища, но мама не захотела, и мы уехали. Я всю жизнь это помню, и сейчас, если у меня есть талантливые дети, которые могут профессионально учиться, я их отправляю на просмотр именно в пермское училище.

Фото Анны Неволиной
Фото Анны Неволиной

Чтобы приняли в хореографическое училище, нужны хорошие природные данные, которыми обладают далеко не все. Скольких просматривают, берут одного из тридцати — много-много параметров, которым нужно соответствовать. При этом должна быть так называемая обучаемость: вы можете иметь все данные, но не иметь координации, «не видеть» педагога. И тогда данные просто никому не нужны.

Когда я училась, самодеятельность имела свою нишу. На конкурсах нас судили как любительские коллективы, профессиональные шли отдельным блоком. Сейчас жюри оценивает именно профессионализм, не зная, что для нынешних детей занятия балетом — не образ жизни, а что-то наподобие фитнеса. Есть время и желание — пошел на занятия, нет — не пошел. Но чтобы достичь результата, тем более в таком деле, как хореография, нужно трудиться. Сейчас можно петь под фонограмму, посылать картины он-лайн, не доказывая своего авторства. А тут стоит коллектив, есть солистка, она танцует, и все понятно, ни за кого не спрячешься.

Довольно сложно достичь нужного результата, когда занятия — всего три раза в неделю. Но обычная самодеятельность уже никого не интересует, должен быть уровень. Сейчас нам говорят: «Занимаетесь классическим балетом, будьте любезны дать профессиональный результат». Все прекрасно понимают, что нельзя его добиться, не занимаясь ежедневно по 5-6 часов, но требуют. И мы стоим перед дилеммой — либо совсем не заниматься, либо заниматься флэш-мобами. Но я считаю, что это не очень правильно. Нужно поддерживать этот серединный уровень.

Мы создаем свой микро-мир, где учим детей ответственности, честности, чувству локтя. Мы говорим о правильном питании, о соблюдении режима, о вреде сигарет и алкоголя. Мы учим детей дружить — сейчас, оказывается, для них это сложно. Сейчас каждый человек живет в своем маленьком мирке, и вытащить его оттуда бывает довольно сложно.

Фото Анны Неволиной
Фото Анны Неволиной

Дети сейчас даже не умеют извиняться. Мы все люди, нам свойственно совершать ошибки. Но не нужно замалчивать ситуацию. Сейчас все родители считают, что педагог должен быть терпеливым, тактичным, выдержанным, а ребенок ничего не должен. Так нельзя. Когда нас воспитывали, да, случались перекосы, но какие-то правильные вещи были во главе угла. Меня приучили к ответственности, честности, пунктуальности.

Мы ездили на конкурс юных артистов балета в школу Курамшина в Санкт-Петербурге. Я по старой памяти договорилась в Академии русского балета, где я сама обучалась, чтобы нам организовали экскурсию. Это заведение — закрытое, обычно пускают только в музей на первом этаже, а нас провели и по аудиториям, и по репетициям. Выходит проректор и обращает внимание на моего ученика — Илью Могильникова. Он уже два года учится в Школе искусств города Екатеринбурга. В итоге мы попали к Николаю Цискаридзе, который после моих долгих уговоров взял Илью в Академию, конечно, с правом отчислить, если не будет успевать — он занимался всего два года, не показывал нужного для Академии уровня. Сейчас Илюшка учится, сдал сессию, и разговоров об его отчислении больше не ведется. Он танцует в Мариинском театре, из 12 спектаклей в шести он — в основном составе.

У хорошего танцора должна быть дансантность — что-то вроде танцевальной харизмы. Это — невоспитуемое качество. Оно либо есть, либо нет. Можно обладать прекрасной техникой танца, но если ты не светишься изнутри, то зрителя никогда не зацепишь. Человек должен четко для себя понимать, для чего и для кого он  танцует. Если это просто тондю-мондю — оттарабанил, как на кассе, и ушел, смысла в танце просто нет. Танец — это что-то изнутри.

Фото Анны Неволиной
Фото Анны Неволиной

В Петербург мы ездили на конкурс «Салют талантов». В течение нескольких лет организаторы конкурса собирают коллективы со всей страны, которые занимают первые места или берут гран-при на значимых конкурсах. Потом эти коллективы приглашают на суперфинал, где выбирается победитель. В этом году были приглашены и мы. Всего приехал 61 коллектив — лучшие из лучших. Когда объявляли тех, кто проходит в суперфинал, мы с ребятами были в предобморочном состоянии. Тем более, все было в лучших традициях жанра: назвали 12 коллективов, которые проходят. Нас среди них не было. Остался всего один. Ведущий выдержал долгую, очень долгую театральную паузу, а потом объявил, что 13-м участником становится «Данс-класс». Мои ребята до потолка прыгали. Главный приз мы, к сожалению, не взяли. Но соревноваться с такими сильными коллективами было приятно.

Мы не имеем своей концертной площадки. Нас очень мало приглашают на какие-то городские мероприятия. Не знаю, с чем это связано, потому что когда мы попадаем в ДК ПНТЗ, все работники ахают-охают, спрашивают, почему сидим в своем лицее и не выступаем. Но мы же не можем танцевать на площади.

Не обидно проигрывать сильным. Всегда приятно посмотреть, что тебе есть, куда расти. Другое дело, когда выигрывает коллектив, который откровенно слабее твоего. Тогда приходится объяснять детям, что взрослая жизнь — это не всегда справедливо. Что есть политика, есть деньги, есть просто личные симпатии. Мне всегда неприятно вести со своими воспитанниками такие разговоры.

Ребенок должен трудиться. Иногда ко мне приходят родители и заявляют, что их малыш больше у меня заниматься не будет. «Почему?» — спрашиваю. Отвечают, что ему тяжело, он не хочет растягиваться. Растяжка — это труд. Значит, ребенок просто не хочет напрягаться. И родителям проще перестать водить его на занятия, чем заставить приложить хоть какие-то усилия.

Фото Анны Неволиной
Фото Анны Неволиной

Мои ученики занимаются максимально бесплатно. Но костюмы для занятий, форму, обувь родители покупают самостоятельно. Вообще, родителям нужно отдать должное: все, что есть в зале, сделано их силами — ремонт, брусья, освещение. Все поездки оплачиваются тоже родителями. Мы никак не можем найти спонсоров. Я рассылала целую кучу писем на все предприятия, но, к сожалению, никто пока не нашел возможности взять нас под крыло.

В нашем городе уровень хореографической культуры очень низкий. Мы уже опустились до уровня дворовых клубов. Я считаю, что и такие сегменты должны быть, не всем надо, чтобы было прям «ух», но опускать все коллективы до такого уровня не нужно. Держать марку сейчас очень сложно. Мне говорят, что я фанатик. Да, может и так, потому что если сейчас думать о собственном комфорте, благополучии, то мне просто нужно закрывать студию.

Я могу похвалить и за третье место, если дети показали 100% того, что они могут, если они выложились. Но если я вижу, что ребята ленятся, не хотят показывать свое мастерство, если мне не понравилось выступление — я не буду хвалить, даже если мы заняли первое место. Не нужно халтурить, нужно уметь «зажечь» зрителя и в Первоуральске, и в Петербурге, и в Италии, и во Франции.

Занятия балетом меняют образ жизни. Об этом я всегда говорю родителям, которые приводят ко мне на занятия своих детей. Семья должна подстраиваться под наш ритм. Недавно у нас был конкурс, проходил он в выходной день — в воскресенье. А у бабушки одного ребенка в этот день — юбилей. Мне мама звонит, спрашивает, можем ли мы обойтись без ее девочки. А как мы обойдемся, если она у меня по центру стоит? Если не придет — будет дыра, которую некем закрыть. И вот только для того, чтобы ребенок выступил, бабушка подвинула огромное количество народа — перенесла время торжества. Вот это — правильное отношение к увлечению ребенка. Только с такими людьми у нас, чаще всего, и получается сотрудничество.

makarkina6
Фото Анны Неволиной

Я стараюсь, чтобы дети знакомились с культурой вживую. Я очень горда, что когда мы были на конкурсе в Питере, то попали в Мариинский театр на спектакль «Ромео и Джульетта». Я очень переживала, потому что дети были в 3-4 классах, мне казалось, что могут не понять — балет сложный, драматический. Но дети сидели с открытыми ртами — им настолько понравилось, что они до сих пор под впечатлением. Ребята должны видеть высокое искусство, наш Театр оперы и балета, к сожалению, не дотягивает до нужного уровня.

Дети должны ходить в театры. Не только в цирк или зоопарк. Ребенок должен учиться видеть прекрасное, сопереживать героям, а не только лизать сладкую конфету, развалясь в кресле. Если мы не будем развивать ребенка духовно, вырастим обыкновенного потребителя.        

 

О планах говорить трудно. «Данс-класс» вырос за рамки лицея. Третий год я предлагаю организовать хореографическую школу. Многие говорили, что это интересно, что пригласят для разговора, но пока все умирает в самом начале. Мне бы очень хотелось, чтобы мы качественно переросли в нечто другое. Когда на конкурсе в Питере мы общались с педагогами, мне никто не верил, что с такой базой, с таким репертуаром, с такими умениями, мы занимаемся в школе какого-то города П. Сейчас мы разработали план мероприятий, надеюсь, что мы перерастем в настоящую Школу хореографии.