Музыкант Артур Бушманов нашел в Первоуральске Советский Союз и считает, что жизнь должна быть рок-н-ролльной
«Квинта», «Паутина», «Оптимисты», «Урфин Джюс», «Черные береты», «Первоуральск», «Луна-парк», «Палата№6», «Атас!» — и еще масса проектов, о которых забыл сказать музыкант Артур Бушманов и к которым он имеет непосредственное отношение. Его имя могло быть известно далеко за пределами Первоуральска — он выступал на одной сцене с топовыми звездами российской эстрады. Но понял — жизнь в мегаполисе и музыка ради больших денег, а не ради большого удовольствия — не его. Сейчас Бушманов пишет музыку, учит детей и их родителей играть на музыкальных инструментах, продюсирует благотворительный концерт «Я помогаю!» и наслаждается жизнью в провинции. О том, что такое рок-н-ролл, о лучшей колыбельной и эффекте бабочки — в «Простых истинах» Артура Бушманова
Моя бы воля — я бы жил в деревне. Но моя работа заставляет меня крутиться в городе. Я специально переехал из центра на Хромпик, потому что там Советский Cоюз: тишина, двухэтажные домики, бабушки-соседки пирожки друг другу по праздникам носят. Я скучаю по хорошей и правильной жизни.
Я никогда не думал об успехе и славе. Я до нее дошел, потом развернулся и ушел. Я работал на одной сцене с Киркоровым и Аллой Борисовной, был там, посмотрел на эту жизнь, и она мне не понравилась.
Есть три города, которые оставили след в моей душе. Именно в душе, а не в памяти. Владивосток — необычный город, климат, океан, замечательная архитектура. Второй город — Питер. Он настолько литературен, симфоничен, кинематографичен, венециален. Я бывал там несколько раз — и долго, и коротко, и в жару, и в дождь. Мне очень комфортно в Питере. Чего не могу сказать о Москве: суета, понты, деньги. Третий город — Это Одесса. Она в моем характере.
Рок-н-ролл жив или мертв? Для начала надо ответить на вопрос, что такое рок-н-ролл. Это же целая философия. Необязательно играть ми-мажор, а потом ля-мажор. Это необязательно принадлежность к инструменту — гитаре или барабану. Жизнь как рок-н-ролл. Это философия — как кунг-фу, например. Совсем не обязательно играть на гитаре, чтобы быть рок-н-ролльщиком — можно вообще ни на каком инструменте не играть и не носить узкие джинсы. Это оторванность от политики, от социальных вещей. Он был всегда, но всегда назывался рок-н-роллом. Декабристы, например, тоже рок-н-ролл. Рок-н-ролл — образ жизни, а не стиль в музыке. Для меня «Воздушная сюита» Баха — рок-н-ролл, потому что пронимает, пронимает до сих пор, крутяк, хотя любой журналист меня одернет и скажет: вы что, Бах — это же симфоническая музыка, тогда не было рок-н-ролла.
Книг я прочел столько, сколько всем бы посоветовал. Моя большая библиотека — наследие моего отца (поэт Анатолий Бушманов — ред.). Книга, которую я могу перечитывать снова и снова — «Острова в океане» Эрнеста Хемингуэя. «Еноты и скунсы шуршат по утрам жестянками в мусорных баках». Человек, потерявший сына, просыпается каждое утро и обращает внимание, что единственный звук, который он слышит, как еноты и скунсы — а это мое любимое слово «скунсы» — шуршат. У меня к Хэму очень теплые чувства. Хотя мы разные: он жил там, я здесь, он — воин, весь переломанный, а с меня как с гуся вода. Только нос мне сломали клюшкой, когда в хоккей играли.
Музыка мне стала интересна тогда же, когда стали интересны девчонки. В 14-15 лет. Музыка — чтобы привлечь к себе внимание. Хотя я всегда занимался спортом — разными видами спорта, и понимал, что там большого успеха я не добьюсь, потому что легковес. Когда появляется интерес к другому полу, начинаешь искать что-то такое, чем ты будешь интересен. Я не видел в себе способностей к наукам, хотя всегда хорошо учился. А музыка… Гитара, песни…
Носки, на мой взгляд, должны быть под цвет рок-н-ролла. Они должны давать настроение. На мне — черные носки.
Я — Козерог, и это накладывает отпечаток. Мне присущ консерватизм, люблю порядок и прямые линии. Моя супруга, например, не знает и никогда не узнает, как вкручивать лампочку, готовить еду на праздничный стол или выносить мусор — этим в семье занимаюсь я. С другой стороны, я никогда не буду мыть посуду или стирать — стоит в углу какой-то агрегат с отверстием посередине, как с ним общаться — я не знаю.
Для меня театр — это праздник. Я всегда был против новомодных постановок, где используют мат на сцене. Для меня театр существует для того, чтобы мы получали то, чего не получаем в жизни. А переносить то, что я слышу у каждого магазина — для меня не есть искусство. Я только что был на таком же спектакле возле 75-го магазина.
Я из тех людей, которые придерживают дверь перед женщиной, уступают место в автобусе или подают руку, чтобы помочь спуститься. Я так воспитан. Я не знаю, как люди живут иначе.
Рай или ад. Где бы я хотел быть? Мне не очень интересно, мы все равно про это ничего не знаем. Если предположить, что есть и то, и другое, то мне, как и любому человеку, не хочется страдать. В общем-то, я не трусливый человек, но опасаюсь боли. Не той, которая в драке, там ее даже и нет — там эффект присутствия, ты же дерешься, значит, что-то такое должно происходить. А есть боль без причины — сидишь, телевизор смотришь, и вдруг у тебя зуб заболел. Ну, екарный стыд! Надо к врачу! А там — уколы! Это страшно. Любого воина спроси — у него вся грудь в орденах будет, а к зубному хрен загонишь. Женщины в этом отношении значительно сильнее. Как и любой человек, я понимаю, что в аду что-то страшное, может, в раю лучше. Я не боюсь умереть. Ожидание смерти страшно, это уже давно известно. Иногда очень грустно становится, когда люди поздравляют тебя с днем рождения, а ты думаешь: «Блин, спасибо, что напомнили». Конечно, ты понимаешь, что прожил уже основную часть, а остаточек-то? Может, таблетку какую придумают?
Не могу сказать, что я — атеист, но, в то же время, я не сильно верующий. Во мне намешана такая куча кровей, что я вообще не знаю, кто я, хотя по паспорту — русский. Но в нашей стране, особенно в центральной ее части, трудно остаться бесконечно русским. Здесь было очень много войн, много друзей, много врагов. Отсюда и вера моя — шире, а не только буддизм или ислам. Я ничего не имею против христианства. Имею против только агрессивности. Это не пафос, я действительно очень переживаю из-за Украины. Странные вещи происходят, их не замечать нельзя, без интернета, без телевидения — никуда.
История не терпит сослагательного наклонения. «Если бы» — не канает. Если бы я мог что-то изменить 20 лет назад, то сейчас бы вообще все по-другому было. Помнишь, как в рассказе Рэя Бредберри? Наши люди отправляются на доисторическое сафари. Охотясь на динозавров, случайно задавили какую-то бабочку, а потом возвращаются назад, а здесь уже и язык другой, и президент другой — все другое. Мы можем изменить историю, но все это — фантастика. Что случилось, то случилось. О чем жалею? Да, такие дни были. Чем горжусь? И такие дни были.
Первое качество, которое нравится во мне всем и сразу — это спокойствие. Я с детства был очень спокойным, иногда даже слишком. Можешь представить себе такую картину: посадит меня бабушка на подоконник — широкий такой, основательный, как в старых домах бывают. Сижу, в окно смотрю, клубок ниток перебираю или делаю вид, что в книгу читаю. Вдруг гроза началась — гром, молнии. Бабушка смотрит — нет меня на окне. Смотрит вниз — а я сижу под окошком, дальше ниточки перебираю. У меня тот факт, что я выпал, не вызвал никаких побочных эффектов — как сидел, так и сижу. Сейчас, когда я спокоен, это означает угрозу. Уж лучше, чтобы я бегал и орал, хотя я редко это делаю.
Мои «воспитанные» качества — вежливость, но приобретенные качества — контролировать эту вежливость. Я не всегда считаю себя обязанным проявлять эту вежливость. Мама с папой всегда заботились о том, чтобы я знал все правила этикета, я даже знаю, какой вилочкой нужно кушать рыбу, но я не всегда себе даю команду быть вежливым. Иногда — наоборот.
Я, как любой нормальный человек, имею и врагов, и друзей. Кто-то считает мою прямолинейность минусом, а кто-то — плюсом. Кто-то делает из этого выводы, а кто-то — нет. Гораздо важнее, делаю ли я из этого выводы.
Если бы мой сын шел по моим стопам, он бы уже давно перепрыгнул меня и многих других. Но он идет своей дорогой. И слава богу. Потому что не дай бог повторить мой путь, в котором есть масса вещей, о которых я жалею. Я всегда говорю ребятам, которые пришли ко мне с невыученным домашним заданием: «Вы хотите так же, как и я, 40 лет учиться играть на гитаре? Или мы можем сделать это короче?» Вообще, я не очень рад, что сын выбрал профессию музыканта — неблагодарная трудная профессия. Как и любая другая.
«Самая лучшая музыка — это тишина» — в свое время сказал Чайковский. Это факт. Не потому, что это тривиально, нет, а потому, что в тишине ты можешь слышать любой звук. Любой. Когда тебе ничего не мешает, когда ты в тишине, у тебя в голове может возникнуть любой звук. Я вижу звуки. Я не могу описать так, как ты подумала, что звук — это какое-то пятно. Нет. Для меня звук — более широкое понятие. Звук — это не просто нота, которая прозвучала. Например, я слышу звук горна, и думаю, как бы я мог его осветить на сцене. А если мне дадут только половину сцены? Или только нижнюю часть сцены? Или если мне дадут только верх? Горн звучит, и у меня в голове — пионерский лагерь, то есть — какая-то картинка, а не просто фиолетовое пятно. Вообще, когда говорят про пятна, особенно фиолетовые, это — не ко мне.
Кажется ли мне, что сейчас в мире — переизбыток музыки, и от этого она обесценивается? Кажется. Как с этим бороться? Убивать музыкантов на входе (смеется). Раньше тоже был переизбыток. Даже в Древней Руси. Везде всегда был переизбыток чего-либо. Музыки — в том числе. Потому что кому-то хватало работы, а кому-то — нет. Что такое переизбыток? Когда кто-то не востребован. Три человека, выступающих на сцене, получают деньги, тридцать три, стоящих возле сцены и думающих, что они могли бы спеть не хуже — не получают. Что сейчас? Я полагаю, что это — не переизбыток, а более качественный выбор. Если раньше мы выбирали из ста вещей десять, то сейчас мы можем выбрать из тысячи те 10, которые нам нужны. Другое дело, что из тысячи 500 мы не услышим. Просто информация не доходит.
Как я должен относиться к музыке, который создал искусственный интеллект? Наверное, так же, как к искусственной перловке, которую искусственный повар сварил на искусственной плите. Ее я тоже должен попробовать обязательно и как-то к ней относиться?
Для меня большая тайна, большая любовь, большое восхищение, большая загадка — это Джефф Линн, лидер-вокалист группы Electric Light Orchestra, которой я восхищаюсь с самого прям детства, и прям до самого второго детства, которое я сейчас переживаю. Этот человек для меня и певец, и композитор, и аранжировщик, тот человек, с которым я хотел бы и поговорить, и поиграть, и побухать — такой свой парень.
У меня нет татуировок. Принципиально нет. Не я создал это тело, не мне над ним издеваться. Дело в том, что я — морской пехотинец, и все ребята у нас были «избаханы», как положено. Я единственный, кто не сделал ни одной татуировки. Хотя были поводы. В этом отношении мне очень нравится позиция актера, режиссера, сценариста и рок-музыканта Петра Мамонова. Он — довольно молодой парень, не намного старше меня, но у него нет зубов. Хотя он звезда российского кино и рОковой сцены, он не вставляет себе зубы. Его спрашивают — почему? Он говорит — это изначально не мое. Бог дал, Бог взял.
Самая замечательная песня, на мой взгляд, для малышей всех поколений — «Спят усталые игрушки». Замечательная, красивая песня. Спета шикарно, сочинена идеально. Я помню, как моя младшая сестра засыпала под эту песню, сам я засыпал под эту песню. Конечно, колыбельных песен много, очень красивая — «Светлана». Может, сам бы что-нибудь придумал бы. Ты мне внука дай, а с песней уж определимся.
Не на все безумные идеи денег хватает — это первый минус безумных идей. На нее нужно, например, полтора миллиона баксов. Все, обломилась безумная идея. Что есть безумная идея? Когда разговор идет только о деньгах — это безумная идея. Когда она конкретно мне не подвластна, я ее даже не рассматриваю. Идея насчет поведения — как ты себя поведешь или окружающие. Что можно сделать безумного? Вот с этим я могу побороться и жизнь вложить.