«Городские вести» познакомились с архитектором Алексеем Куковякиным три года назад, когда, подняв голову на улице Ватутина, ужаснулись состоянием лепнины на фасадах исторической части города. Тогда Алексей Борисович довольно резко высказался насчет решений, принимаемых главным архитектором, а также необходимости создания градостроительного совета — сообщества, способного контролировать «хотелки» застройщиков в цивилизованном и эстетическом русле. Сегодня мы вновь встретились с архитектором, чтобы поговорить о строительстве собора в центре Первоуральска, ведь мнения насчет целесообразности мероприятия разделились. О разнице между верой и церковью, бизнесом и духовностью — в интервью Алексея Куковякина.
Чтобы проектировать, надо верить
Офис компании «Алкута», которую возглавляет первоуралец Алексей Куковякин, находится в центре Екатеринбурга. Из окон офисного центра виден купол церкви Большой Златоуст. Алексей Борисович перехватывает взгляд, улыбается и говорит:
— Да, храм построили в центре, рассчитывая на большую проходимость, но… Но туда никто не ходит. Почему? Потому что все должно быть естественно, люди чувствуют бутафорию, притянутые за уши решения.
— Давайте об этом и поговорим. В центре Первоуральска заложили первый камень будущего Богоявленского собора. Собор позиционируется как духовный центр, необходимый городу для повышения нравственного уровня.
— Наивно. Я думаю, что эти люди должны более ответственно заявлять все, что они делают от имени Бога — потому что тогда это нужно подтверждать. Однажды мне довелось пообщаться с умнейшим человеком. Небольшая предыстория: когда перевозили мощи царской семьи, делался диск, на котором была «Панихида» [Павла] Чеснокова (композитор, хоровой дирижер, автор широко исполняемых духовных композиций — ред.). Хор захотел сделать обложку, которую надо было утвердить. Для этого пришлось ехать в московскую патриархию, в Новодевичий монастырь. Я встретился с руководителем издательского отдела (это было в начале 2000-х), мы с ним разговаривали четыре часа беспрерывно. Потрясающе интересный человек! Мы говорили очень много о той духовности, которая должна быть в церкви, говорили об архитектурной составляющей. Я задавал вопросы не очень удобные: почему настолько косно и неповоротливо работает наша церковь? Каноны, которые были в 17-18 веке, так и остались. Да, я понимаю, есть определенные традиции, но развитие веры — это как часть культуры, а культура не может застыть. Должно быть развитие в соответствии с сегодняшними взглядами на церковь, с сегодняшними технологиями, ведь мы не отрицаем, например, рок-оперу «Иисус Христос-суперзвезда»? Ее канонизировали. Мы не отрицаем современные решения по освещению церквей, по оснащению звуком, так почему мы должны отказываться от того, чтобы решать вопрос более интересно и современно, чтобы привлекать молодежь? Ответ был такой: для того, чтобы проектировать церкви, нужен свой институт архитектурных кадров. Проектировать церковь должен человек глубоко духовный, а не тот, кто просто имеет лицензию. Искренне верящий и глубоко понимающий религию. Я бы, например, никогда в жизни не взялся за проектирование церкви, потому что каждый кирпич церкви, по идее, должен что-то значить. Мы знаем, что такое алтарь, почему женщинам можно перед алтарем находиться, а за ним нельзя, как располагается церковь по сторонам света. Канонов много, но это правила, а за правилами стоит духовный ритуал. Но пока в семинариях института, связанного с архитекторами, не было. Может, сейчас подходят — не знаю. Говорилось также: а как мы можем доверить людям, которые выросли в советское время, проектировать церковь? Естественно, они не смогут этого сделать, учитывая то отношение к вере, которое было в Советском Союзе. Конечно, проще взять типовое решение и строить по нему.
РПЦ — тоже бизнес
— Нам довелось пообщаться с настоятелем будущего собора, был задан вопрос: почему именно это место, учитывая те противоречия, которые уже появились в обществе. Все-таки храм должен объединять, а не разобщать, а сейчас получается так, что люди начинают подписи собирать, выступая против строительства храма, а церковь говорит нам: «Что вы знаете о боге?». Давайте я вам покажу картинку…
Алексей Борисович внимательно смотрит на эскиз будущего храма. Сокрушенно качает головой:
Читаем по теме:
Настоятель будущего Богоявленского собора считает, что только духовный центр спасет Первоуральск
— Если говорить об архитектуре… Что я могу сказать? Она банальна. Она не возвышенна, она не эксклюзивна. Когда-то я был главным архитектором мастерской «Гражданпроект» в Первоуральске. Возник вопрос о строительстве церкви. Тогда председателем горисполкома был Сергей Портнов, мы плотно разговаривали с ним, где поставить церковь (будущий храм Петра и Павла — ред.). Речь шла о строительстве у плотины Верхнего пруда, где был какой-то молельный дом, и настаивали на том, чтобы эту площадку отдали под строительство храма. Тогда я задал вопрос на горисполкоме: на каком основании? Давайте вернемся к площадке разрушенного храма, которая на горе возле плотины, мы просто обязаны вернуть это место церкви, восстановить. Благодаря нашей архитектурной позиции там был построен храм. Но они построили, а не восстановили — по замыслу там должен был быть пятикупольный, очень красивый и изящный храм, подобие прототипа. Но все дело в средствах, которых не было. Вернемся к будущему собору. Улица Ватутина уничтожается самым беспощадным образом. Сначала поставили какую-то военную технику внизу, затем начали строить кафе, в планах было построить торговый центр на этом же пятачке, где собираются возводить собор. А в 1993 году, например, был Международный конкурс, который устроил главный архитектор Виноградов. Решений по застройке улицы Ватутина было много, одно из них — полная застройка, которое крайне негативно было воспринято комиссией, в числе которой — именитые архитекторы, академики. Ни в коем случае нет — это очень значимый для города участок.
— Вас не смущает соседство светского здания — Дворца культуры, и будущего собора?
— Очень важно, как церковь взаимодействует с различными кусками городской ткани. В Новосибирске, например, стоит церковь, а напротив — цирк. Выглядит глупо и смешно. Если мы говорим о том, что был построен Дворец культуры еще Даниловым, так может имеет смысл развить этот комплекс и сделать центр культуры? Ресторан, кафе, выставочный зал, которого так не хватает Первоуральску, парковка. По рельефу прекрасно укладывается. А если поставить церковь… Теряется идеология — раз, церковь должна как приход иметь свою территорию — два.
— Речь идет о том, что у собора не будет подворья.
— Это сегодня так говорят, а завтра может все поменяться. Чем РПЦ отличается от наших олигархов? Ничем. Пример «Пассажа» в Екатеринбурге. Здание в два этажа превратилось в пятиэтажное, разрослось, на верхушку водрузили огромный шар. Церковь — это тоже бизнес. Крестные ходы, ярмарки… Я не против этого, но давайте это все будет в единой структуре городской ткани. Почему бы не построить храм на рынке возле Корабельной рощи?
— Не получится. Частная собственность. Тем более сейчас идет речь о строительстве торгового центра на территории бывшего рынка.
— Хорошо. А чья собственность пятачок за ДК ПНТЗ? Это территория общего пользования, в равной степени ею владеют горожане.
— Если говорить о том, что это территория общего пользования, то были публичные слушания…
— Я прекрасно знаю, что такое публичные слушания и как их готовят. Если мы хотим сделать благо для города, то нужно обратиться к этой территории и понять: а что с ней можно сделать? Не ради исполнения чьего-то указания, а для того, чтобы польза была. Найдутся решения, найдутся люди и идеи.
— А давайте озвучим ваши мысли, где можно было бы построить собор, если все-таки предположить, что храм необходим именно в черте города. Допустим при этом, что земля ничем не обременена — просто по локации.
— Да, пустой земли в городе нет. Но давайте посмотрим.
Алексей Куковякин открывает топографическую карту Первоуральска, тотчас расстраивается, приближая указку к набережной Нижнего пруда:
— Заправка. Кто мог дать разрешение на строительство этого уродства именно здесь? Сломан ландшафт, никакой эстетики, об экологии корректно умолчим.
В качестве альтернативных площадок Алексей Борисович показывает два участка: первый — пустырь рядом с Народным домом по улице Ленина. Второй — бывшая «парашютка», в районе Ватутина, 47б. По мнению Куковякина, лучшей альтернативы не придумать.
— Есть традиции при выборе земли для строительства храма — либо возвышенность, либо знаковые места, — продолжает архитектор. — Теперь смотрим на будущий собор. Стоит поперек площадки — правильно, с востока на запад, по канонам, а визуально что получается? No comment. Это за уши притянутое решение. Аналогию провожу с ребенком, который хочет конфету — дай, и всё. Логики никакой нет, развития тоже. Я не против церкви, но это не должно противоречить здравому смыслу. Люди рано или поздно это поймут. Как говорят англичане: nobody fulls — люди не дураки. То, что сделано искусственно и сделано вопреки — рано или поздно на нас отразится.
— В самом начале разговора вы обратили внимание на новодел за окном вашего офиса. Вы считаете, что люди не ходят, потому что в храме нет атмосферы?
— Именно. Когда встает выбор между «создать новое» или «восстановить историю», то он должен быть сделан в пользу последнего. Я говорю о Свято-Троицком храме. Вы там были?
— Была.
Фото из архива редакции
— Если говорить о духовности, то это место, намоленное веками. Кто мешает выполнить миссию, а потом уже заниматься строительством новоделов? Восстановите утерянное. Если у РПЦ есть деньги — тогда делайте и то, и другое. А если идет речь о распределении средств, то тогда выбор в пользу духовности очевиден. Когда речь идет о новоделе, должны пройти десятилетия, чтобы появилась атмосфера. Почему люди едут в Среднеуральск к отцу Сергию? Потому что атмосфера. В Ганину Яму? Тоже. Поток причем со всей страны. Поэтому глупо говорить о том, что храм нужно поставить в проходимом месте. Не за этим истинно верующие идут, не свечки поставить, а прикоснуться к тому, что непонятно.
Необузданный бизнес
— Три года назад вы говорили о градостроительном совете. Предлагали ли создание такого органа действующей власти?
— Об этом я говорю уже 20 лет. Об этом мы говорили и с Алексеем Ивановичем [Дроновым]. Идею озвучивал, готов участвовать в нем безвозмездно, благо, опыта достаточно (Алексей Куковякин — член правления союза архитекторов Свердловской области, член правления экспертного совета архитекторов России по малоэтажной застройке в Москве — ред.). Первоуральск — мой родной город. Я знаю там всё. И не понимаю, как он развивается. Никто градостроительной политикой, по сути, не занимается, гораздо проще принимать келейные решения. Выполнять желания коммерческих групп тоже гораздо проще без совета, ведь там будут опытные люди, с экспертным мнением, мнение которых часто не совпадает с мнением бизнесменов, которые живут сегодняшним днем. Город — это организм, и развивается он не за пять минут. Ошибок наделано очень много, но главные архитекторы города, например, не в состоянии сказать правду в глаза, потому что они должны следовать идеологии той команды, в которой работают. Градостроительный совет способен рассказать о ценности городской среды, о которой мы все печемся. Совет способен сказать бизнесу, что неправильно, когда коммерция навязывает свое решение всей общности города. Тогда на улице Герцена не появился бы объект, который ведет к бывшему «Космосу», не появилась бы уродливая постройка напротив городской поликлиники. В лучшем случае — это маразм, в худшем — люди просто уничтожают среду обитания.
— Пока я здесь, не могу не обсудить с вами тему провальной кампании капитальных ремонтов минувшей осенью. Пытались отремонтировать фасады домов исторической части города, в итоге получилось… порнография получилась. Что думаете, можно ли как-то исправить ситуацию сейчас, а то решения принимаются радикальные: отбить гипсовую лепнину и оставить дома либо без нее, либо использовать полеуретановую?
— Да, как действовал Сталин: нет человека — нет проблемы. Долгое время жил по Ватутина, 25. Вырос в этом здании. С [Вениамином] Дуевым (бывший директор ПНТЗ — ред.) очень часто ходили вместе на работу и с работы, он очень много внимания уделял развитию города, пытался содержать лепнину в должном состоянии. В моей голове сейчас только один вопрос: как можно разрушать то, что было построено, как можно историю так вандально замазывать раствором?
— Говорят, что восстановление лепнины — очень дорогое удовольствие, оптимально — поднять тариф по сборам на капремонт, если уж людям так важна лепнина.
— Если нет денег у собственников, нет денег у администрации, давайте попытаемся дать им статус памятников и войдем в программы восстановления памятников. Когда я учился в институте, Первоуральск называли «маленьким Парижем» — он был красив и ухожен. А сейчас что? В свое время я писал жесткую статью, когда мэром был Переверзев, что так нельзя относиться к городу. Нет аллеи по Папанинцев, куда делась ограда? Что происходит с программой вставок? Да, та самая программа вставок между жилыми домами. Люди услышали звон, но не понимают, что творят. Уродливая улица Трубников сейчас в итоге, потому что бизнес — не обуздан, а власть не говорит последнего слова. Мы очень хотели прийти к капитализму. Капитализм имеет цивилизованные рамки в Европе, где очень развиты общественные институты, которые не позволяют командам творить что угодно. Там бизнес социально-ответственен. Чего не могу сказать о Первоуральске. Исключения есть, конечно. [Андрей] Комаров (акционер Группы ЧТПЗ — ред.) привел в Первоуральск «белую металлургию», например, облагородил территорию завода справа от въезда. А что с левой стороны? Я очень болезненно воспринимаю то, что происходит с гостевым маршрутом города «автовокзал — площадь».
О Белом Первоуральске
— Как вам новая стела на въезде в Первоуральск?
— По этому поводу могу сказать: ум человека имеет свои пределы, в то время как глупость человеческая — она беспредельна. Если сами не умеете делать нормальные вещи, то надо попросить тех, кто умеет. Когда мы говорим о концепции городского развития, то у каждого города должна быть идеология. Когда человек приезжает в другой город, он сталкивается с аэропортом, вокзалом, дорогой, архитектурой и составляет свое первое впечатление. На основе этого впечатления начинают общаться с местными жителями. Пример стелы — это пример агонии, непонимания, в каком направлении идти. Очень интересная встреча была у губернатора, куда был приглашен Андрей Комаров. Говорили о перспективе развития, учитывая появления ИКЦ. Комаров сказал: я же сделал «белую металлургию», готов сделать и Белый Первоуральск. Но как? Где концепция, где план? Если выводить город на определенный уровень, то надо понимать: чего мы хотим. Если ИКЦ был сделан для того, чтобы изменить молодежь города, отвлечь от подворотен, то надо подтягивать и другие ресурсы. Было предложено создать спортивный кластер, школу олимпийского резерва по хоккею с мячом, решить вопрос с парком, чтобы он был урбанизирован. Реакция была, была хорошая, но действий пока нет. Все мы понимаем, что нужны субсидии. Но для субсидий нужна качественно сформулированная, упакованная и представленная идея, под которую найдется и инвестор. Три кита: религия, культура, спорт. Есть и четвертая составляющая: Европа-Азия, и этот ресурс, который мы абсолютно не используем. «Это что за Александрийский столп, зачем вы сюда его привезли?» — этот вопрос задали мне коллеги, глядя на новую стелу. Скудность идеи, скудность исполнения. Лечение есть, но не всякое лечение приводит к выздоровлению. Та терапия, которую я вижу сейчас, ведет, мне кажется, к летальному исходу.
