История о большой отваге, маленьких радостях и чудесах, которые случаются редко и не с нами
Она хотела, чтобы ее запомнили красивой. Пусть без волос, с оголенным черепом, но она была уверена: ее внешность сейчас — цена борьбы за жизнь, плата за возможность находиться рядом с долгожданным сынишкой, демонстрация, что рак — это не стыдно.
Она спокойно, без истерик, рассказала историю о том, как одну за другой потеряла двух дочерей. Вспомнила, как врачи озвучили диагноз после рождения сына Клима — рак молочной железы.
— Не говори это слово, я его не люблю, оно как будто с щупальцами, — попросила она. — Пусть это будет онкология — благороднее звучит.
Мы общались не так часто, как хотелось: одну за другой Татьяне назначали химиотерапию, всего их было около 20-ти. Однажды мы приехали к ней в онкоцентр. Таня сидела в залитой солнцем палате, на оранжевой простыне и мечтала … о шашлыке и коньяке.
— Вот честно, так хочется, — смеялась она. — Устала от постной, безвкусной еды, хочется мяса.
Тогда же я предложила съездить к одной целительнице. Да, может, и мракобесие, но в борьбе с коварным раком, как на войне, все средства хороши.
— Нет, ты что, — округлила глаза Таня. — Мы разговаривали с моим наставником на эту тему, он категорически против: о душе надо думать, а тело …
Тогда мы почти поссорились в первый раз: мне очень хотелось увидеть человека, который берет на себя ответственность и говорит о душе, когда у нее здесь столько незаконченных дел — недолюбленный сын, например.
Мы много говорили о том, как лечат. Да, все мы — гениальные «врачи» и не менее гениальные «учителя», мы лучше других знаем, что и как делать, но объективно: отношение к онкобольным у нас — как людям, на которых стоит печать смерти. Когда Таня уже не могла передвигаться самостоятельно, когда не было речи о транспортировке в онкоцентр, стали думать о том, как прокапать «химию» дома. Миллион препятствий: врач-онколог не поедет на дом, надо ехать к нему, тем более на дому не соберут консилиум.
— Ее отправили домой умирать, — шепнули мне, когда я пыталась организовать процедуру на дому. — Шансов нет.
— Надеюсь, ей об этом догадались не сказать?
Молчание в ответ.
— Не фотографируй меня, пожалуйста, — еле слышно попросила она в нашу последнюю встречу, которая действительно оказалась последней.
Таня была не похожа на себя: лицо и шея отекли, она с трудом глотала маленькие кусочки пищи, дышала через кислородный аппарат, но при этом не хотела быть вне диалога: она поправляла, напоминала, шутила:
— А помнишь платье как у Мэри Поппинс? Мы же не сфотографировались еще, — хрипло говорила она.
— Помню, успеем.
Больших усилий стоило говорить естественно: без сострадающих глаз или нарочитой веселости.
— Ты не сможешь ей помочь, никто не сможет ей помочь, посмотри на ситуацию рационально, — сказал один уважаемый в городе врач. — Слишком острая стадия, метастазы в легкие. Это финал. Не трать свою энергию.
— Слушай, а почему ты со мной носишься? — вдруг спросила Таня. — Я знаю, что ты человек занятой, приезжаешь на полчаса, делаешь телефон на беззвучку, я же вижу, на сколько звонков ты не отвечаешь, пока тут, со мной…
Мы говорили о неслучайных встречах, о счастье и опыте, об эффекте бабочки и психосоматике, о том, что человек остается с заразой один на один и пытается пробить лбом несущие стены в попытках добиться адекватного лечения.
— Да, это хорошая идея, отличная просто, сделай это, — чуть не захлопала в ладоши Таня, услышав о создании в Первоуральске фонда помощи онкобольным людям. — Здесь ведь даже не в деньгах дело, а в том, что рак сразу делает тебя обособленным. Люди знают, что это не заразно, но все равно боятся. Нам не с кем и негде общаться, не знаешь, где поделиться и спросить совета.
— Вы знаете, что мне намедни соседка сказала? — включилась в разговор танина мама. — Мол, а зачем вы все рассказываете, фотографируетесь? Стыдно же, еще и без волос. Я бы не стала.
Это отношение общества — мы любим сильных, успешных, здоровых. С красивой фигурой. Если кеды — то Converse. Если туфли — то лабутены, будь они не ладны.
— Какой фонд? А, ясно, в политику собралась, — один из отзывов относительно создания фонда. — А что? Их для этого и создают, особенно накануне выборов.
Спасибо вам, циничные люди, что вы есть — вот именно за цинизм спасибо. А еще спасибо таким людям как Юля Арсеньева из Вологды, которая просто создала фонд «Хорошие люди», просто работает, просто помогает и делится своим опытом с нами, новичками. Основная задача фонда — работа с теми, кто столкнулся с диагнозом, консультации с российскими онкологами (к сожалению, опыт общения с нашими, родными, даже не местными, а из Екатеринбурга, показал — не трогайте эту тему, у нас рак если и есть, то он совсем не страшный и почти не смертельный), консультации с психологами и теми, кто смог победить тяжкий недуг.
— Вашему городу отчаянно не хватает хосписа, — резюмировала Юлия Арсеньева после недолгого общения, послушав историю Тани и многих других.
— Нашему городу отчаянно не хватает любви, — согласилась я.
…
SMS с таниного номера в 23:30 в воскресенье: «Светлана, здравствуйте. Танечки больше нет с нами»
Полчаса я думала, что ответить.
— Как Клим (сын Татьяны Мадыевской — ред.)?
— Постоянно спрашивает, где моя мамуля.
— Скажите, что она рядом, просто в другом качестве.
— Спасибо вам.
Утром мы усложнили задачу юристам:
— Я понимаю, что вы отдали документы на регистрацию, но мы убираем прежнее название, фонд должен называться «Наша Таня». Как эталон жизнелюбия и борьбы.