Передвижной «лазарет»
Балканский тур, запланированный мной еще прошлой осенью, из-за войны в Украине оказался под угрозой срыва, ввиду того, что изначально предполагался транзит через территорию сопредельного государства. Когда народ массово стал забирать деньги за оплаченный тур, турфирма, дабы сохранить лицо, поспешила за ту же сумму отправить желающих самолетом до Бухареста.
Но 12 человек выбрали украинский транзит. У каждого на то были разные причины. У меня — профессиональная: для журналиста на первом месте всегда общение, впечатления, эмоции, а в поезде их — «вагон и маленькая тележка прицепом».
Поезд «Москва-София», в составе — 10 вагонов. Наш вагон последний, десятый, рядом с рестораном, и, похоже, едем мы в гордом одиночестве. Проводница с греческим носом, литыми бедрами и армянской фамилией Степаньянц на вопрос «Как насчет кипятка?», безмятежно поводя роскошным плечом, отвечает: «Есть, но не огненный».
Без проблем миновали Суземку — российский пограничный пункт — с вокзалом, стилизованным под русский терем. В вагонном окоеме нескончаемо бегут буки и клены, «выкрашенные колдовским каким-то цветом».
Стук в купе. Немолодой, но стройный двухметровый красавец, черные кудри, борода с проседью, Филипп Киркоров лет этак через 10, робко улыбаясь, интересуется, нет ли медиков среди нас. Судя по акценту, должен быть соотечественником Филиппа. Кстати, он им и оказывается. Коста, болгарин, родом из Берковицы, жена — русская, Люба, живут на два дома — две страны — два города: Берковица и Кимры Тверской области. Едут до Софии. За день до отъезда жену разбил радикулит, приступ сняли, лекарства в сумку побросали, но рецидив на почве предотъездного гона не заставил себя ждать, а укол поставить некому.
Медиков на весь наш полупустой вагон оказывается один, и тот — я (спасибо военной кафедре в универе — всему научила). Надоест работать журналистом — пойду в медсестры. Надеюсь, главврач объединенной больницы Николай Шайдуров не откажет в трудоустройстве.
Люба недвижно сидит на полу, по лицу катятся слезы. Выясняется, там не только радикулит, а целый «букет» на позвоночнике: грыжа межпозвонковая, две перкуссии и т.п. На ходу поезда не то, что в вену — в мякоть ягодицы попасть проблематично. Спрашиваю: «До украинской границы дотянем?». Люба молча кивает.
И чемоданы шмонать не стали, и счастливой дороги пожелали …
Конотоп. Пока огромный Коста, зажав под мышкой присмиревшего йоркширского терьера по кличке Джонни, обмирает и бледнеет при виде шприца, а я пытаюсь облегчить страдания его жены — в наш передвижной «лазарет» входит украинский пограничник. Входит и … выходит: «Ничего, продолжайте, потом зайду». Обходительный такой парень в камуфляжных штанах, заправленных в армейские ботинки, камуфляжной футболке с погончиками и щегольском зеленом беретике. Вручаю письмо от турфирмы к органам пограничного контроля Украины, что граждане РФ (список прилагается) едут в турпоездку по Европе транзитом через Украину. «Что у вас группа такая малочисленная? — Остальные самолетом улетели. — А вы почему не улетели? — Исключительно ради приятной встречи с вами».
Уж не знаю, какой смысл уловил он в моих словах, но чемоданы наши шмонать не стали. Наоборот, украинские пограничники были предельно, я бы сказала, до неприличия вежливы.
На этом бы остановиться. Но «Остапа понесло»: «Вы что, и багаж досматривать не будете? А вдруг там оружие, наркотики, запрещенная литература?».
Страж границы натренированными мимическими мышцами держит невозмутимое лицо: «Все сказали? — Почти. — Можете не продолжать. Позвольте пожелать вам счастливого пути и приятного путешествия!».
Помнится, добрая моя приятельница Оля Вертлюгова говорила мне перед отъездом: «Зачем ты едешь через это «гуляй-поле»? Не дай бог, выкинут на первой станции, без денег и документов».
Олины опасения не подтвердились. Миф о «кровожадности» украинских пограничников был развенчан.
«Несе Галя воду …»
За окошком поезда в стеклянном воздухе сентября растворились последние конотопские огороды с огромными желтыми тыквами, что откормленными поросятами лежали меж чисто убранных грядок. И только «лешие» за невысокими тынами водили хороводы: высохшую кукурузную ботву украинские хозяйки связывают в маленькие снопики, издалека своими «лохмотьями» напоминающие Георгия Милляра в роли Бабы Яги из киносказки Александра Роу «Морозко», а также смешных домовят и всю мелкую нечистую силу.
В дверь нашего купе снова постучал Коста: «Олга, нехорошо так … — Что, Коста, Любе опять плохо? — Нет, хорошо. Но нехорошо не выпить за дружбу русского и болгарского народов. Приглашаю вас всех на ракию».
Ракия (ударение на предпоследнем слоге) — 40-градусная болгарская самогонка, которую мне доводилось пробовать на студенческой практике в Тюмени. Болгарские строители возводили объекты в Салехарде, Тарко-Сале и самой Тюмени. Я писала репортаж из Тарко-Сале, в Тюмень мы возвращались вместе с бригадиром на грузовом самолете «Руслан», и я получила приглашение на сходку болгарского землячества.
Оттого решила перед Костой продемонстрировать осведомленность: «А ракия у вас какая: гроздова (виноградная) или сливова? — Только гроздова, сам делал! — Коста, тогда мы идем к вам». И прихватив свой «Армянский коньяк», отправились пить за дружбу народов.
Кстати, в Болгарии существуют общественные казаны, где за небольшую плату гонят ракию по традиционной технологии. Главное – принести виноматериал и емкость под самогонку. Но Коста свою ракию гнал в домашних условиях дедовским способом.
В компанию нашу влились и украинские пассажиры: бабушка Паулина Никифоровна, проведовавшая внучат в Брянске, а теперь возвращавшаяся в родное село на Ивано-Франковщину, и семья Масюков с тремя детьми из Тернополя (кстати, украинские пограничники соотечественников своих досматривали более пристрастно). Бабушка Паулина предложила заспевать «украинску писню». «Паулина Никифоровна, от начала до конца я знаю только «Несе Галя воду». — Заспевай, девонька …».
И я «заспевала», все подхватили: «Несе Галя воду, коромисло гнеться. За нею Иванко, як барвинок въеться …».
«Ни разу не услышали: «Москали проклятые …»
В Киев, «мать городов русских», прибыли вечером. Угасавшее солнце яичным желтком растеклось по гигантской небесной сковородке, а затем долго умирало, тускло плавясь на сусальном золоте куполов лавры. Киевская Родина-мать острым мечом пронзала закатное небо. «Киянин», принесший к поезду знаменитые киевские торты бывшей кондитерской фабрики им. Карла Маркса (ныне входящей в «шоколадную империю» президента-олигарха Порошенко), оказался словоохотлив. «Как доносятся до вас отголоски войны? — Горячей воды все лето не было. И сейчас нет. — А раньше была? — Больше чем на две недели не отключали. А теперь газ перед зимой экономят. Как войну ощущаем? Цены каждый день растут как на дрожжах. Только коррупция их обгоняет, даже в районную поликлинику без взятки не сунешься. Безработица — 50 %. — Идет мобилизация на восточный фронт? — Нет, только добровольцы едут. Коли работы нет — и на войну пойдешь. Жить-то на что-то надо …». В Черновцах про отголоски войны на восточном фронте ответили не так многословно, как в Киеве: «Каждый день гробы везут». И про беженцев говорили. Честно скажу, западные украинцы к своим соотечественникам с Востока относятся не очень. «Казачья вольница» — было самое мягкое из сказанного в их адрес.
Мы выходили на всех станциях, больших и маленьких, где стоял поезд, — Виннице, Казатине, Хмельницком, Тернополе, Львове, Ивано-Франковске, Коломые … Общались с пассажирами, продавцами привокзальных ларьков, проводниками, сцепщиками вагонов, покупали пиво «Оболонь», вяленую рыбу, вареных раков, кукурузу, домашние колбаски и сыр … И ни разу, ни в лицо, ни в спину, никто не бросил фразу (к которой морально мы были готовы): «Москали проклятые». Наоборот, такую доброжелательность, открытость, радушие и в родном отечестве не часто встретишь. И я поняла, что «прививка» от гражданской войны, сделанная в 20-е годы прошлого века, все еще действует.
Хохлушки у афинского парламента
С украинской темой пришлось столкнуться в Греции. На подступах к греческому парламенту на одной из разноуровневых площадок парка заметила ребятишек в вышиванках, девочек — в веночках из искусственных цветов с разноцветными атласными лентами. Взрослые, тоже в вышиванках, держали жовтно-блакитные флаги и плакаты с антироссийскими лозунгами. Туристы равнодушно проходили мимо, их больше интересовала смена караула у афинского парламента, напоминающая па-де-де из классического балета.
Как журналист, ко всем подобного рода акциям испытываю интерес профессиональный, сразу вгрызаюсь в толпу, пытаясь завладеть ее вниманием. Так было и в этот раз. Подхожу, говорю, что русская (что, впрочем, и так понятно), но вместо ожидаемой агрессии — «Жиночка, можно с вами сфотографироваться?». Еще раз повторяю, откуда я. Хохлушки из Хмельницкого, Казатина, Тернополя, работающие здесь, в Греции, домработницами или на оливковых плантациях, спокойно мне заявляют: «Пусть олигархи друг с другом воюют, а нам с вами чё ж делить-то?». Фотографироваться отказываюсь, объясняю: как гражданка России считаю неприличным и недостойным позировать на фоне антироссийских лозунгов. Кажется, меня понимают. Но разговор продолжается: «Мы вашего Илью уважаем». Не врубаюсь, о ком речь. Выясняется, о депутате Госдумы, одном из основателей Левого Фронта Илье Пономареве. «И Михаила сильно уважаем!». Здесь соображаю быстрее: Ходорковский.
Надо сказать, в долгой этой поездке мне «везло» на всевозможные протестные акции. В Болгарии, Софии, я познакомилась с агрономом Христо, и даже слегка поучаствовала в забастовке работников госпредприятий, входящих в министерство землепользования и «напоительных» (перевела как «оросительных») систем. Но об этом расскажу в другой раз.