Поехали вчера с Машей Поповой на Динас. А точнее — на станцию Подволошная. Поехали по работе — товарняк сбил пенсионера, нужно было сделать фотографии станции и железнодорожных путей. Конечно, можно и из интернета было взять, но свои снимки — они всегда лучше.
Приехали, припарковали машину. Пошли фотографировать. Отсняли рельсы, табличку с названием станции, товарные вагоны, и пошли на высоченный мост, что через пути — по нему сознательные граждане, которые не хотят под вагонами лезть, на другую сторону железной дороги попадают. А мы полезли на конструкцию, чтобы панораму снять.
Поднимаемся-поднимаемся, аж голова закружилась — высоко и страшно (я, если честно, высоты ужасно боюсь). Забрались, наконец. И только я поднимаю глаза от ступенек, как мимо меня, сосредоточенно бурча себе что-то под нос, проходит маленький мальчик. Ну, думаю, мальчик и мальчик. Наверняка с бабушкой в сад пошел. Бабуля по ступенькам медленнее малыша поднимается, вот он бабулю-то обогнал, сейчас остановится и подождет. А он не останавливается. Идет себе дальше по высоченному мосту. И бабушки никакой нет. Один совсем. А там, на мосту, хоть и ограждения, но ребенок такой тоненький, что легко между прутьев пролезет. Я не отличаюсь стремлением совать нос в подобного рода дела, но почему-то дернуло ребенка окрикнуть:
— Малыш, ты куда идешь?
Мальчик остановился, повернулся и пробурчал:
— На кран иду смотреть.
— На какой еще кран? — изумилась я.
— Да вон же, который машины поднимает.
С моста, действительно, было видно, как башенный кран перетаскивает с места на место металлолом.
— Ты один, что ли? — не могу взять в толк очевидную вещь.
— Да, один, — с детской непосредственностью отвечает малыш.
— А родители где?
— Дома.
— Зовут тебя как?
— Светик.
— Как? — не понимаю, почему у мальчика — девчачье имя.
— Светик, — еще раз говорит ребенок.
Ну, думаю, Светик дак Светик.
Присматриваюсь к малышу — кроссовки хоть и не новые, но целые, футболка, штаны, кепка — относительно сносные. Но только вот Светик весь мокрый и холодный, как ледышка.
Я его за руку взяла, чтобы дальше по мосту не шел. Хватит, думаю, одного сбитого поездом.
— Ты почему один гуляешь? Тебе не страшно по мосту ходить? Зачем так высоко залез? А если упадешь?
— Не упаду, я тут часто хожу.
— Давай я тебя лучше домой провожу. Ты весь мокрый, так нельзя гулять. Надо переодеться.
Светик согласился, протянул мне руку и повел в сторону дома. Пока шли — разговаривали. Оказалось, что малышу всего четыре года, что живет он недалеко, что вот около этого забора он погладил кошку по животику, а она его оцарапала, а мокрый он потому, что стирал кепку на колонке, надел на голову, а воду-то вылить забыл.
Идем, сворачиваем на какие-то улицы. Навстречу идет женщина, судя по жилету — работает на железной дороге. Остановилась, посмотрела на меня, на Светика. Вздохнула.
— Где на этот раз нашли? — спрашивает меня.
— По мосту гулял.
— Ох, господи. Пойдемте, провожу до дома.
— Родители нормальные у него?
— Да какой там…
Женщина взяла Светика за другую руку, и мы повели мальчика домой.
— Ты почему опять один гуляешь, Святослав? — спросила женщина, а мне, наконец, стало понятно, почему мальчика зовут Светик.
— Я большой уже. Сам все могу.
Женщина опять только вздохнула.
Подошли к двухэтажному бараку.
— Я есть хочу, — тихо сказал Светик.
— Может, сначала покормить его, а потом родителям отдать? — спрашиваю.
— Сами пускай кормят, — зло отрезала женщина.
Поднялись на второй этаж, постучали. Дверь открыл омерзительнейшего вида мужик.
— О, сын! А мы с матерью ищем-ищем, а тебя нет.
— Да обыскались прям, — повысила голос проводившая нас женщина, — хотите, чтобы совсем у вас ребенка забрали? Вон, уже совершенно посторонний человек Светика привел. Дождетесь вы!!!
Развернулась и стала спускаться вниз. Папаша захлопнул дверь. В квартире сразу раздался истеричный вопль какой-то мадам (вероятно, мать Светика):
— Все!!! Снимай куртку!!! Нагулялся!!!
— Я переоденусь и снова пойду.
— Не пойдешь никуда!!!
И громкий плач четырехлетнего Светика.
А я сбежала. Потому что ничем не могу помочь. Не могу лишить его родителей-алкоголиков прав на Светика, не смогу забрать малыша к себе.
Стало жалко маленького Святослава. Малыша, который в четыре года считает себя взрослым, самостоятельным и, в отличие от 25-летней тетки, не боится ходить по высоченным мостам.
А вопрос у меня возник только один — для чего бог таким людям, как родители Светика, дает детей? Ведь они не заслужили.