Юрий Казарин — морской пехотинец, разведчик, участник боевых действий в Египте, а ныне — заведующий отделом поэзии журнала «Урал», член Союза писателей России, поэт, лингвист, профессор филологического факультета УрФУ. Два дня в неделю он живет в Екатеринбурге — преподает, работает в журнале. Остальное время проводит под Первоуральском — в деревне Каменка. Там у Юрия Викторовича — небольшой дом, который он купил несколько лет назад. О поэтическом, политическом и метафизическом Юрий Казарин пообщался с первоуральцами. Представляем самые интересные мысли, озвученные писателем на этой встрече.
О литературе
Первоуральск — не литературный город, хотя поэты и писатели здесь, разумеется, есть. Просто они не могут доползти до Екатеринбурга, в котором, как ни крути — крупные журналы.
К сожалению, толстый журнал умер. Кто мне сейчас может назвать, какие толстые журналы остались в стране. Никто? Вот то-то и оно.
Язык — это не то, что мы слышим, говорим или пишем. Язык — это наше мышление. А мышление у всех, кроме наркоманов и чиновников, всегда развивается.
Театр — это шоу-бизнес, а литература — это словесность. Приходишь в театр — и ты раб чужой эмоциональной воли. Не люблю театр.
Поэзия никогда не была востребована, ни в какое время, ни в каком обществе. Учителя нас обманывают — Пушкин был малоизвестен.
Читая Маринину и Донцову, ты просто ждешь концовку. Нет катарсиса. Вместе с Анной Карениной ты умираешь сам. И понимаешь, что и у тебя должна быть такая любовь.
Донцова давно уже умерла, просто она этого еще не замечает.
Поэт говорит не о том, что он сказал. Он говорит, о чем ты думаешь.
3-7% людей читают поэзию. Из 10%, которые читают литературу. Всего в России сейчас читает 40%. Получается, 60% людей книгу в руки не берут.
Поэзия — самая постоянная часть русской словесности. За гробом Пушкина сейчас шло бы такое же количество народа, что и в то время.
Науки о поэзии до сих пор нет. И вряд ли она когда-нибудь появится.
Поэзия — это связь человека с красотой.
Я считаю, что в России исчезла проза. Потому что исчез рассказ. Сегодня прозаические жанры исчезли. Не перемешались, как должно быть, а исчезли. Сегодня пишут не рассказ, не роман, а книгу.
Лучше «Повестей Белкина» или новелл Лермонтова, сведенных в «Герое нашего времени», я не читал ничего.
Со стороны социума, любой талант — явление нежелательное. Хотя социум пользуется плодами деятельности этих сумасшедших.
В детстве Джани Родари и Чуковского я знал наизусть. Я до сих пор люблю Джека Лондона. Любой мальчик, чтобы стать настоящим мужиком, должен читать Лондона.
Детская литература требует особой работы. Таких людей уже нет. На Чуковском все обрывается.
Я никогда больше не буду читать Алексея Иванова. После «Ебурга». Это так поверхностно все. За деньги. Он пишет неправду. А нужно писать правду всегда.
О работе
Я решил переехать в деревню. Душа потянула. Надоел город с его бесконечным шопингом и разеванием ртов.
Мне предложили как-то должность в журнале, а я отвечаю — нет, я уже старый и больной. Возьмите кого-нибудь другого.
Я пришел работать в «Урал» (крупнейший литературный журнал области — ред.) на пустое место. Это ужасно.
Сейчас УрГУ уничтожен. Сейчас студентов-гуманитариев и преподавателей сокращают в пять раз. Причем, делают это чудовищно с точки зрения психологии — сокращают ставку, а не человека. Не увольняют, но лишают средств к существованию.
Я работал фрезеровщиком на Уралмаше. Тогда понял, что самое главное — народ. Тот, который на заводе трудится.
Премии — это неважно. Они важны только молодым.
Мне надоело работать. У меня зарплата — 24 тысячи.
На Бангалоре встречался с Рерихом-сыном. Он, я думаю, был более талантлив, чем папа. Не зацикливался на горках. Я запомнил одну его картину: там написан куст, он раздвигается, показывается морда оленя, а у него — глаза Иисуса Христа. Я чуть в обморок не упал.
О людях
Общество хочет только получать деньги и тратить деньги. Больше оно ничего не хочет.
Любой интеллектуальный человек думает тремя точками — разумом, сердцем и душой. Если они работают вместе, тогда ты — настоящий человек.
Мы никуда не денемся от интернета. Моему сыну 21 год. Если я заберу у него компьютер, он сойдет с ума.
Есть два состояния человека — физическое и метафизическое. В языке есть третье существо. Оно называет предметы, которых никогда не существовало — ведьмы, черти, ангелы, например.
Безумие — это божий дар. Юродивых всегда слушали. У нас в деревне к моей бабушке по очереди приходили четыре местных сумасшедших. Она их кормила и денежку давала. Никогда не прогоняла.
Даже бандиты становятся людьми. Ройзмана же Женю знаете?.. Он использует свою популярность, да. Но он помогает людям.
О Борисе Рыжем
Он ходил ко мне в гости. И я к нему ходил. А потом он повесился. Погиб.
Все литераторы, как правило, алкоголики. С этим ничего не поделаешь. Я тоже алкоголик, но только не пью. Уже одиннадцать лет. Боре не удалось выбраться.
1200 стихотворений Борис написал за 26,5 лет. Из них 200 — нормальные. И десяток гениальных, которые будут жить вечно. Про любовь, конечно.
Он был мальчик. Сын академика. Какие драки? Вы о чем?
Боря занимался словесностью. Его больше ничего не интересовало.
У Бориса была замечательная хватка. Он умел учиться у других поэтов.
Очень любил жену, сына, родителей. Кота. Который оказался кошкой.
Мне кажется, его перелюбили. Как Блока. Хотя, любовью испортить нельзя.
Он был сложным человеком. Да, он мог обидеть. Он как-то раз говорит Евгению Евтушенко: «Вы пишите говно. И будете писать говно, пока не перестанете его видеть в окружающем мире». Конечно, он поддатый был тогда.
Он писал каждый день. Чтобы рука не забывала.
О стране
В России столько земли, что давно уже пора уходить из городов. Любой город держится на одной кнопке, которая называется электричество. Если она накроется, все полетит, рухнет.
Я не либерал. Но я понимаю, что происходит сегодня.
Сегодня церквей больше, чем библиотек. А это — плохо.
Советская школа на меня никак не повлияла. Я не верил ни в пионеров, ни в октябрят. Я под галстуком прятал крестик.
Когда я работал в Индии, всегда знал, где, в какой стороне, находится моя страна.
Шовинист, нацист, монархист — это все имена ложные. Я не могу смотреть с точки зрения либерала или с точки зрения патриота. Я смотрю сверху.
Я воевал за Россию. За ту Россию, где есть татары, узбеки, кавказцы. Сейчас мы называем их «черножопые». Стыдно. А мы какие? Беложопые, что ли?